Оренбургский ретро-детектив: перестрелка в степи у «разбойного хутора»

_{Парад в Оренбурге 19 сентября 1919 года}

1 января 1922 года. Праздничное утро, но сотрудникам уголовного розыска не до праздника: им поручено раскрыть серию убийств, происходящих под Оренбургом, на большой дороге у загадочного хутора, населенного сектантами. Агенты седлают коней и выдвигаются на место… А дальше — страшная находка в сугробе, скачка по зимней степи, «македонская» стрельба с двух рук! Нет, это вестерн Сэма Пекинпы. Это реальное уголовное дело, которое хранится в Объединенном государственном архиве Оренбургской области. Это действительно происходило здесь.

_{Обоз с продовольствием. Оренбург, 1921-23 годы}

Разбой на большой дороге 

Для начала нужно понять, что это было за время. В России шла Гражданская война: в Оренбуржье сражений уже не было, но на Дальнем востоке гремели бои. Советская власть еще казалась слабой, и то здесь, то там вспыхивали локальные восстания. Официально оружие гражданам иметь запрещалось, но страна была накачана им под завязку: принесенное солдатиком с Первой мировой, стянутое с обоза во время Гражданской — чуть не в каждом огороде была прикопана винтовочка: на всякий случай, время-то ой какое неспокойное!

При этом — нищета, разруха, голод, ожесточение нравов. А значит — и разгул преступности. Недавно созданная милиция слаба, ее кадры — идеологически подкованные солдаты, рубаки, лихие буденновцы, а не сыскари. А искоренять криминал надо: вот, например, под Оренбургом, недалеко от Благословенской станицы (на месте, где сейчас располагается ЖК «Приуралье») одно за другим происходят страшные преступления: какие-то бандиты нападают на людей, едущих из Оренбурга в сторону Беляевки, и грабят их… Живых свидетелей при этом не оставляют.

Нападения происходят возле хутора, где раньше располагался свечной завод, но теперь он закрыт, а постройки приобрели молокане — последователи популярной в дореволюционной России религиозной секты. Официальными властями это учение, основанное на христианстве, признавалось «особо вредной ересью», но были молокане, в сущности, людьми мирными и высоконравственными: не пьянствовали, разврату не предавались, насилие в любой форме отрицали, каким-либо членовредительством, в отличие от хлыстов или скопцов, не занимались. Так вот: на территории бывшего свечного завода молокане организовали сельскохозяйственную артель (колхозов еще не было) с революционным названием «Красный уголок», и жили там обособленно…

За неделю до Нового года из Оренбурга в Беляевку выехал человек — и пропал. Его родные обратились в Губернский угноловный розыск.

Из рапорта агента I разряда Бурлуцкого:

— 22 декабря 1921 года со двора по Черновской [теперь это улица Донецкая, — прим. 1743.ru] №2, где живет, выехал гражданин Жумала Абишев с деньгами приблизительно 50 миллионов рублей на Беляевский базар. По пути Абишев должен был заехать в аул №5 к родственникам, по справке же оказалось, что он там не был, до сего времени домой не вернулся и на базаре его никто не видел. Таким образом, есть основания полагать, что Абишев лишен жизни злоумышленниками с целью ограбления.

А 31 декабря в милицию поступили агентурные данные: мол, на берегу Урала неподалеку от загадочного хутора лежит труп. Не Абишев ли? И на место были отправлены два агента — как мы сейчас сказали бы, оперативника.

Тело на берегу Урала  

Из рапорта агента I разряда Брунова:

— 1922 года января 1 дня в 11 часов дня приказания я, Брунов, взял лошадь карей масти и с агентом Левашовым мы пошли в Форштадт к проводнику киргизу [киргизами тогда называли казахов, — прим. 1743.ru]. Киргиз оседлал двух лошадей, Левашов сел на лошадь Губрозыска, а я — на киргизскую, и мы направились по дороге к свечному заводу. По дороге киргиз указал, что он 31 декабря на берегу реки Урал видел лежащий труп. Показалось в правой стороне строение, проводник сказал, что на этой горе бывший свечной завод, где в настоящее время расположились молокане.

Итак, два агента-оперативника с провожатым, уроженцем одного из разбросанных по степи аулов, прибыли на место. И, немного поплутав, обнаружили то, зачем ехали.

Из рапорта агента I разряда Брунова:

— В саженях 100 от Урала в кустарнике был обнаружен труп, который занесло снегом. В пяти шагах ближе к Уралу — большой круг, протоптанный разными шагами человека и верблюда и засыпанный сеном. Верблюд, по следам, убежал в сторону Оренбурга. След человека вел к дороге на Благословенку.

Оставив своего напарника с проводником в лощине у тела, агент Брунов отправился на хутор «для осмотра местности и поиска чего подозрительного». Подозрительное обнаружилось быстро.

Из рапорта агента I разряда Брунова:

— Скотины рогатой у них масса, но корма для нее не видно, что меня заинтересовало: не крадут ли ее и режут? Я не подавал вида, что сотрудник Губрозыска, проехал на конец поселка — дальше дороги нет. Мужчина в 3-м дворе спросил, кто я и что надо. Я ответил, что ищу дорогу на Благословенку.

Мужик объяснил ему, что он заплутал, ехать нужно совсем в другую сторону. Брунов поблагодарил, развернул коня и отправился к своим. Откуда ему было знать (хотя, наверное, должна была подсказать оперативная смекалка), что мужик, лишь он пропал из виду, побежал по соседям, сообщать, что в хутор заехал подозрительный незнакомец с военной выправкой и цепким взглядом?

Встреча в зимней степи 

Снова встретившись, агенты стали обсуждать, что им делать дальше: кому оставаться на месте, кому ехать в город за подкреплением… Тут мимо них проехали четыре подводы. Первые сани, двигавшиеся со стороны Оренбурга, были запряжены лошадью, и в них сидел хмурый русский мужик. Следующие трое саней тянули верблюды, которыми управляли киргизы (то есть казахи). Две подводы были загружены сеном, а в третьей, шедшей порожняком, сидели еще трое русских.

С одной из подвод спрыгнул паренек, подбежал к милицейскому проводнику и стал быстро говорить ему что-то по-кахзахски.

Из показаний Асыл-гарея Кулеева, проводника:

— Киргиз аула №6, парень лет 17, заявил, что на дороге без всякого разрешения к ним в сани сели трое неизвестных, которых они не могут согнать, потому что опасаются их. Я рассказал об этом Брунову и Левашову, и они остановили обоз, потребовали от неизвестных слезть с саней и предъявить документы. Неизвестные после некоторых пререканий и после того, как агенты предъявили свои документы, представили их.

Казахи, ехавшие на верблюдах, были уверены, что подвозят тех самых душегубов, которые усеивают трупами эту степь. Когда милиционеры ссадили наглых попутчиков, они принялись погонять верблюдов, чтобы поскорей уйти от опасного места. Милиционеры же, убедившись, что сняли с саней жителей загадочного хутора, объяснили им, что придется вернуться в город и откровенно побеседовать с начальством на тему происходящего в «Красном уголке» и его окрестностях. Те скисли и поинтересовались: а как вернемся-то? Вы на лошадях, а нам что, 6 верст по морозу топать? Милиционеры спохватились: тот мужик, что ехал первым в запряженных лошадью санях, тоже ведь с этими, нужно его вернуть! Возвращать отправили проводника.

Тот поскакал, нагнал почти добравшиеся до хутора сани… А потом там, в отдалении, началась какая-то возня и послышался истошный крик: «Караул, грабят»! На подмогу к проводнику отправился Левашов. Но тут, как по команде, из хутора выскочили люди.

Два нагана против винтовки 

Из рапорта агента I разряда Брунова:

— Из поселка Красный уголок бежали человек 10 мужчин и кричали. Мне было хорошо видно бежащего человека с винтовкой. Я вынул два нагана, поставил их перед собой и сказал, чтобы не шевелились, и, если кто-либо осмелится, будет убит. Послышался выстрел, я предположил, что его произвел Левашов, но вскоре увидел нашего проводника, он кричал, что стреляли в Левашова... Я хотел произвести выстрел, но у меня получились три осечки, и только в четвертый раз произошел выстрел.

Левашов куда-то пропал, его лошадь неслась в степь; перепуганный проводник мчался на Брунова; вооруженные чем попало люди приближались.

Из показаний Асыл-гарея Кулеева, проводника:

— Раздался выстрел — и Левашов упал с лошади. Я сильно испугался и кинулся бежать [в смысле, скакать на лошади — прим. 1743.ru] в Оренбург. Проскакав мимо Брунова, я крикнул ему, что Левашова сшибли и в нас стреляют, он бросился за мной.

После этой сумбурной перестрелки прошло совсем немного времени: уже в 3 часа дня агент Брунов, сидя в здании милиции, писал свой рапорт, который здесь цитируется. И, пока он был занят этим, в хутор Красный уголок выдвинулась, как сейчас бы сказали, группа захвата — несколько конных агентов, усиленных отрядом чекистов. Впрочем, когда они прибыли на место, оказалось, что захватывать особенно некого — никакого сопротивления обитатели «разбойного хутора» не оказывали.

Версия обитателей хутора 

Будучи арестованными, молокане стали давать показания, из которых выходило, что люди они абсолютно мирные, но до ужаса напуганные слухами о жестоких грабителях, которые орудуют возле их домов.

Два брата, 23-летний Михаил и 20-летний Яков Хаустовы, утром 1 января отправились пешком в Оренбург на «толчок» — то есть толкучий рынок — продавать «3-4 аршина ситцу покойной матери». Продали ткань за 275 тысяч рублей, купили на 60 тысяч хлеба и, так же пешком, поплелись домой. По пути их нагнали 3 подводы, запряженные верблюдами, и, не спрашивая хозяев, сели «на верблюда, который шел порожняком». Уж догадывались они, что простодушные казахи приняли их за грабителей, нет ли — не ясно. В любом случае, они делали вид, будто не понимают, что им говорят на ломаном русском, и ехали дальше.

Тут они догнали едва волочащиеся сани с двумя своими земляками — Андреем Щербаковым и Андреем Докучаевым. Лошадь сильно утомилась и еле плелась, поэтому Щербаков перепрыгнул в сани к братьям, а Докучаев, владелец лошади, остался в своих санях. Так они и ехали, пока у самого хутора не натолкнулись на трех всадников.

Из протокола допроса Андрея Докучаева:

— Женат, имею 4 детей, неграмотный. В белых не был, у большевиков был плотником, когда был мобилизован, а затем по демобилизации со службы уволен. 1 января 1922 года я продал в Оренбурге сено, купил хлеба и возвращался домой. Не доезжая до своего дома 100 саженей, встретил трех неизвестных, а позади них трех моих односельчан. Ко мне подъехал татарин [для агента он был киргиз, для артельщика — татарин, прим. 1743.ru], остановил и потребовал вернуться в Оренбург, но лошадь моя устала, и я отказался, тогда татарин ударил меня нагайкой по спине, а я закричал «Караул, грабят»! Тогда ко мне подъехал их агент, оказавшийся Левашовым, и потребовал ехать в Оренбург, и мы заспорили.

Вот в этот-то момент и прибежали к нему на помощь другие хуторяне — выручать товарища.

_{Казаки станицы Благословенской вступились за молокан: «общество ничего за таковыми не замечало»} 

Откуда взялась трехлинейка? 

И здесь возникает вопрос: ну, допустим, люди вы мирные; но откуда у вас взялась винтовка, если хранение оружия строго запрещено? Подробный ответ на этот вопрос дается в еще одном рапорте, пошитом к делу.

Рапорт старшего милиционера Заболотникова (целиком):

— Доношу до вашего сведения, что семья моя проживает на хуторе свечного завода от Оренбурга верст 5 за Уралом, и я дня два был дома. Но 1 января с/г я утром рано поехал в город на перевязку, т.к. у меня болит рука, и зашел в управление милиции. Дежурных никого нету, и я остался дежурить, но а винтовка моя осталась дома, т.к. я не предполагал, что придется дежурить. На другой день к вечеру приехал домой, жена моя поясняет мне: здесь за отсутствие твоего совершено убийство. Гр-н Яков Хаустов забежал к нам в избу, схватил твою винтовку и убил красноармейца. А через короткое время приехали конные из уголовного и забрали Якова Хаустова и твою винтовку… Прошу вас, тов. начальник, ходатайствовать о возвращении мне моей винтовки № 24823, так как вышеуказанная винтовка состоит на мне. К чему подписуюсь, старший милиционер А. Заболотников.

Показания убийцы 

Разумеется, самое пристальное внимание следователей привлек хуторянин, сделавший тот злополучный выстрел. Яков Хаустов (не тот, что ехал с рынка в санях, а его полный тезка, только отчества разные) имел опыт военной службы, потому и взял в руки не вилы, не топор, а настоящее оружие.

Из протокола допроса Якова Хаустова:

— Я проживаю в месте прописки верстах в шести от Оренбурга, гражданин бывшего Свечного завода, сельскохозяйственная артель «Красный уголок». Женатый, имею мальчика 11 лет, беспартийный, по роду занятий хлебопашец. Белым не был, красноармейцам служил сначала 218 рабоче-крестьянском полку, потом в тербатальоне, и по демобилизации уволен. 1 января к моей квартире подбежали наши сельские детишки, и в окно мне крикнули: «Айда, на дороге грабят человека»! Я кинулся к большой дороге через Урал, откуда слышны были крики «Караул»! По пути забежал к милиционеру Абраму Заболотникову, которого дома не было, сидели в хате двое его детей, схватил трехлинейную винтовку и побежал дальше, дорогою увидел, что винтовка заряжена на три боевых патрона.

Когда толпа мужиков добежала до саней своего земляка, у которых крутились на конях агент Левашов и проводник Кулеев, они начали было диалог — вернее, пытался на правах старшего начать председатель артели с непривычным современному уху именем Мардарий и обычного для обитателей хутора фамилией Хаустов. Но напряжение оказалось слишком велико.

Из протокола допроса Якова Хаустова:

— Председатель Мардарий Хаустов спросил, как я теперь знаю, Левашова (тогда я не знал, как его зовут и что он агент): «В чем дело? Я местный председатель». Левашов ответил: «Мне председателя не нужно, мы вас всех арестуем». Он держал револьвер наготове к выстрелу, а потом сказал мне сдать оружие, направляя револьвер на меня, и даже мне даже показалось, будто бы он щелкнул курком, видно это была осечка. В это время со стороны председателя послышалось «Стреляй скорей в него, а то нас всех постреляют», и я чуть не в упор выстрелил в Левашова. Он упал с лошади, а остальные его товарищи кинулись бежать на лошадях в город. Я вслед им сделал еще два выстрела, не знаю, попал ли.

_{Ордер погибшего агента Левашова}

Высшая мера наказания «в назидание другим» 

Так или иначе, в тюрьме оказались все участники этой кровавой неразберихи. Якова Хаустова, пальнувшего в агента, обвиняли в намеренном убийстве, председателя Мардария Хаустова — в подстрекательстве к нему, а всех прочих — в соучастии.

Начальник угрозыска настаивал, что дело не только в убийстве милиционера: в этом Красном уголке вообще свилось натуральное бандитское гнездо! Они-то и убивают проезжих, они и Левашова убили, чтобы спрятать концы в воду!

Из рапорта начальника Оренбургского Губрозыска Зубатыкина:

— Убийство, судя по данным дознания, было не случайное, а умышленное. На это указывают жалобы мирных граждан, живущих вблизи хутора, которые определенно указывают, что грабежи и убийства совершаются в лесу возле названного хутора. Председатель которого, в свою очередь, упорно об этом умалчивает, опасаясь, видимо, чтобы не послали кого-нибудь для расследования, и этим открыли их преступную деятельность. Все жители названного хутора — элемент безусловно преступный и слишком организованный и сплоченный между собой, как преступными своими действиями, так и родством (весь хутор состоит из близких родственников). Не смотря на свою религию, которая не позволяет им ходить на войну и стрелять даже в противника, они стреляли в сотрудников Губрозыска до последнего патрона.

Судя по всему, самому Зубатыкину доказательная часть казалась слабоватой (логично: по застреленному агенту вопросов нет, но, если это они убивали людей, найди этому подтверждение), и он больше напирал на целесообразность, чем справедливость, жесткого наказания:

Из рапорта начальника Оренбургского Губрозыска Зубатыкина:

— Я по долгу своей службы настаиваю на применении ко всем обвиняемым, поименованным выше, применить высшую меру наказания, и сделать это необходимо в интересах Государства, для утверждения власти и в назидание другим, ибо, если им сойдет благополучно описанный выше роковой случай, то вряд ли потом найдутся охотники поехать выполнять добросовестно подобного рода поручения.

_{Письмо вдовы погибшего агента. Удалось ли ей взыскать какие-то деньги с убийцы, не известно}

Приговор оказался неожиданно гуманным 

Возможно, если бы это происходило лет 10-15 спустя, аргумент Зубатыкина был бы принят безоговорочно, но в 1922 году система была еще другой. К сожалению, в деле не сохранилось полного протокола судебного заседания (которое, к слову, было открытым — то есть репортаж с него, возможно, появился в какой-нибудь из оренбургских газет того времени) и мы не знаем, почему члены Ревтрибунала приняли именно такое решение. Но вот итог:

— Именем Киргизской Социалистической Советской республики Российской Советской Федерации Оренбургский объединенный Губернский Революционный Трибунал приговорил: Хаустова Якова и Хаустова Мардария считать по суду оправданными и из-под стражи немедленно освободить.

Есть в деле вот такой квиток: 30 марта 1922 года молокане Хаустовы были освобождены из «дома лишения свободы».

_{Листок из архивного уголовного дела} 

Другие задержанные отправились домой еще раньше… Кроме одного.

Андрей Докучаев — тот самый, которого угораздило прокричать «Караул»! и запустить цепь трагических событий, умер в тюрьме уже через 3 недели после ареста. 23 января 1922 года был составлен следующий документ.

Из заключения врача Лисина:

— 23 января сего 1922 года был в присутствии сотрудника уголовного розыска т. Белова освидетельствован мною труп Докучаева, доставленного из арестного помещения… Труп около 30 лет, одет в одну только холщовую, сильно рваную, рубаху. Знаков каких-либо прижизненных повреждений не усматривается, смерть последовала от внутренней болезни, по всей вероятности, инфекционного характера, сопровождавшейся сильным упадком питания и общим истощением организма.

_{Первомайская демонстрация 1927 года. Оренбург, улица Водная (сейчас — Горького)} 

* * *

Напоминаем, что каждую пятницу на сайте 1743.ru публикуются истории из рубрики «Оренбургский ретро-детектив».

Глава 1: о загадочном убийстве кухарки оренбургского чиновника. В подозреваемых числились два солдата Оренбургского линейного батальона.

Глава 2: о молодой крестьянке, которую посадила на цепь в сарае и морила голодом собственная свекровь.

Глава 3: о том, как «Оренбургская группа террористов» вымогала деньги у купца, гласного городской Думы.

Глава 4: как 17-летняя сирота, вышедшая замуж за отставного солдата, накормила нелюбимого мужа отравленным пирогом.

Глава 5: как жители отдаленного хутора обвинили своего соседа в колдовстве. 

Глава 6: как тяга к юным девочкам привела солидного чиновника на каторгу.

Глава 7: как польский дворянин-бунтовщик был осужден за коррупцию в Оренбурге.

А еще через неделю будет что-то новое. То есть старое. Но — точно интересное.